 |
|
|
|
Адрес редакции:
191186, Санкт-Петербург,
ул.Миллионная, д. 5,
СЗТУ, кафедра ВМКСиС. |
|
|
|
|
|
|
|
| Цена ошибки |
В это же время пришло радио от штаба флота: "Командиру. Начать движение в базу. Командующий флотом". Это приказание было доведено до всего экипажа, в отсеках начались радостные разговоры, всем уже поход надоел и хочется скорее оказаться дома среди своих родных и близких. Командир просыпался в последние дни не отдохнувшим, часто болела голова. Из беседы с врачом он узнал, что такое состояние у многих его подчиненных. Всю ночь ему снились какие-то кошмары: как будто он съезжает на лыжах с сопки, одновременно рядом едет машина, которая мешает ему, внизу берег моря. Оттуда навстречу ему бежали люди, которые кричали: "Трупы, трупы!" Максимов съехал к берегу моря и увидел мёртвого маленького ребёнка и изувеченного мужчину, несколько вдали от них на песке было разбросано четыре скелета. Потом что-то тёмное и сильное навалилось на него, он пытался освободиться, но не смог и страшно закричал, от чего проснулся и медленно приходил в себя. Командир пригласил к себе начальника химической службы и они вместе прошли по отсекам и проверили газовый состав воздуха, приборы показали содержание углекислого газа 1,2 процента. Выяснилось, что командиры отсеков экономили банки с пластинами регенерации воздуха; боялись, что их не хватит до конца похода, ну а личный состав в результате их действий смотрел почти ежедневно кошмарные сны и ходил с больными головами. Максимов приказал пересчитать банки, их оказалось в достаточном количестве, далее пластины использовали нормально. Вечером Хитренко зашёл в штурманскую рубку,
Максимов доложил ему обстановку, после чего разговор пошёл об обеспечении торпедных стрельб; оба сожалели, что в соединении нет ни одного надводного корабля. Хитренко вспомнил те времена, когда он сам был командиром подводной лодки в этом соединении, где кроме лодок был тогда и один старый эсминец, которым командовал капитан 2 ранга Малышев. Командиру было где-то под сорок, но он всё ещё оставался холостяком. Однажды в доме офицеров Малышев познакомился с молодой замужней женщиной, её звали Раей. Неожиданно для Малышева простое знакомство переросло в большую любовь. Рая и её муж работали в Финансовой части соединения. Муж был гораздо старше Раи, она его не любила, но бросить ради нового знакомства не решалась, эсминец должен был через несколько дней перейти к новому месту базирования. Тогда у Малышева созрел план похищения возлюбленной. Рая давно хотела побывать и осмотреть его корабль, помня об этом, он пригласил её в день отхода эсминца якобы для этой цели. Малышев оставил Раю у себя в каюте, а сам зашёл к старпому и приказал ему: "Запроси разрешение у оперативного дежурного на переход. Как только он даст добро, так сразу же снимайся со швартовых и выходи из базы. А я в это время буду Рае показывать корабль". Рая опомнилась только в море, сначала разволновалась, а потом -, успокоилась и даже обрадовалась. Похищение состоялось. Финансист хватился жены только вечером, побежал жаловаться к командиру соединения. Пришлось сообщить в штаб флота. Командующий флотом по телефону стал отчитывать командира соединения: "Что у Вас там за бардак? почему Ваши командиры "кобелируют"? Куда Вы смотрите?" Эсминец благополучно прибыл к новому месту базирования, где их ждал приказ, в первом пункте которого говорилось о снятии Малышева с должности, а во втором - предлагалось ему сдать чужую жену мужу. Первый пункт он выполнил, а второй нет, через несколько месяцев они поженились. Хитренкс ранее был заместителем командира эскадры, которая базировалась в Индийском океане. Они часто заходили с дружескими визитами в разные порты Индии, в одном из них состоялся приём у местных властей. На приёме присутствовали с нашей стороны командиры кораблей и командование эскадры. Командир нашей дизельной подводной лодки Смирнов на этом приёме напился и стал, рыдая, петь русскую народную песню "Степь, да степь кругом...", после первого же куплета его под руки уволокли на плавбазу и положили спать. На следующий день Хитренко его поругал и в заключение сказал: "Вам мочу нужно пить, а не вино. На приёмы больше не ходить!" Был устроен ответный приём на плавбазе для индийской стороны, которую возглавлял их адмирал. Он поинтересовался почему за столом нет Смирнова. Хитренко ответил: "Смирнов болен". Тогда адмирал изъявил желание посетить больного, пришлось Смирнова пустить на приём. Всё повторилось - он опять быстро напился и стал жарко обнимать и целовать индийского адмирала. Тот к такому обряду не привык и был очень удивлён столь быстрому опьянению русского командира от сухого вина. С большим трудом адмирала удалось освободить от объятий Смирнова. Командира подводной лодки утащили в каюту, где и выяснилась причина его опьянения. К ноге у него была прикреплена с помощью лейкопластыря плоская фляжка со спиртом, от неё шла полихлорвиниловая тонкая трубочка, которая выходила у ворота рубашки, а её конец был замаскирован в узле галстука. Это было очень удобно, он постоянно и незаметно подсасывал из трубочки и доводил себя до полной потери рассудка. Его оставили в каюте и пошли дальше продолжать прием. Смирнов спел пару песен дурным голосом, стало скучно, выпить не было, подошёл к двери каюты и, не надеясь, что она откроется, толкнул её, дверь к его удивлению открылась.забыли закрыть на ключ. Стараясь не шуметь, он дошёл до трапа, перехитрил вахтенного и незаметно сошёл на берег Индии. Смирнов пошёл, слегка покачиваясь к дальнему причалу, где стояло наше торговое судно. Там его встретили с распростёртыми объятиями, праздник души продолжался. На плавбазе его хватились далеко за полночь, были задействованы для поиска два особиста, они вскоре его нашли в койке у буфетчицы судна. Истёк срок нахождения подводной лодки в составе эскадры, к Смирнову был назначен старшим на переход начальник штаба Ахрименко. При возвращении на Родину нужно было проходить пролив, где много было навигационных опасностей и интенсивное двухстороннее судоходство. И вот в этом проливе подводная лодка догнала наше торговое судно, пошла параллельно его курсу в расстоянии одной мили. Смирнов связался по радио с капитаном судна, тот пригласил его и начальника штаба к себе в гости, прислал за ними моторную шлюпку, Смирнов и Ахрименко перешли на судно, где двое суток пьянствовали. На подводной лодке за командира остался старпом, тому тоже стало скучно и он тоже запил. И вот в такой сложной, опасной и пьяной обстановке подводную лодку далее повёл молодой лейтенант штурман. Есть Бог на небесах, он их и берёг эти двое суток. Сегодня ночью опять нужно было всплывать на перископную глубину для приёма сеанса связи с берега. Максимов эти ночные всплытия не любил, они всегда потенциально опасны. Прежде чем всплывать в центральном посту сокращают освещение до минимума, чтобы глаза командира подводной лодки привыкли к темноте, тогда он лучше увидит любую опасность в перископ. И вот перископ поднят: сплошная тьма, страшная чернота, ничего не видно, небо затянуло облаками. В голове непрерывно сверлит мысль: "Не пропусти огни судна, чтобы оно не налетело на нас". Другая мысль: "А если кто-то идет без огней"?" Чтобы своевременно обнаружить судно или какой-либо другой объект и не столкнуться с ним, Максимов непрерывно вращал перископ и осматривал горизонт. После сеанса связи Хитренко обратился к командиру: "Товарищ Максимов, зайди те ко мне". В его устах слово товарищ всегда звучало так же как в старые времена в трактире обращались: "Человек /или-любезный/, бутылку вина и закуску!" Максимов никогда не чувствовал их товарищами, барами же ощущал всегда. Вчера из беседы с Хитренко выяснилось, что он не может жить без американских сигарет и французского коньяка, отчего Максимов чуть не засмеялся, вспомнив нищенское военторговское обеспечение посёлка, в котором они жили. Максимов зашёл к Хжтренко, там уже был особист Губин, его подводники звали особист-интеллегент. Интеллегентность его выражалась в том, что он сам не любил конфликтовать со своими жертвами, а старался переложить свою черновую работу на офицеров и командование подводной лодки. Хитренко с большой многозначительностью начал: "Вот мне сейчас доложил оперуполномоченный особого отдела, что ваш командир дивизиона Галкин ведёт какие-то записи в своей личной записной книжке. Вы вместе с замполитом должны её у Галкина изъять и передать особисту." Максимов ответил: "Я не буду ни обыскивать, ни изымать эту книжку, пусть этим занимаются те, кому это положено, если у них такие права есть. Хитренко с досадой ответил: "Можете идти, я вам уже говорил, что у вас больное самолюбие." Максимов не сдержался и ответил: "Лучше иметь больное самолюбие, чем вообще его не иметь". Подводной лодке осталось идти до базы всего лишь сутки. Утром пришло радио: "Командиру. В точке номер десять вас будет встречать сторожевой корабль "Пингвин".Оперативный дежурный флота." За время похода несколько человек отрастили шикарные бороды и усы, теперь многие из них бреются, чтобы при встрече не испугать своих родных и близких. Максимов ночью почти не спал, думал о предстоящей встречей с женой и детьми. Наконец, штурман доложил: "До точки номер десять осталось пять миль".
Командир объявил боевую тревогу, личный состав начал готовиться к последнему всплытию за этот поход. Подводная лодка всплыла на перископную глубину, Максимов осмотрел горизонт в перископ, ещё темно, прямо по курсу командир увидел белый топовый огонь сторожевого корабля "Пингвин". Подводная лодка всплыла в надводное положение. Командир поднялся по вертикальному трапу к верхнему рубочному люку, кремальера не отдраивалась, закисла за поход, вместе с мичманом Гусельниковым с трудом открыли люк. Максимов поднялся на мостик. Рассвет ещё не наступил, на мостике пахло рыбой и водорослями, мельчайшие микроорганизмы облепили весь корпус подводной лодки и в темноте излучали какой-то таинственный мерцающий свет. До сторожевого корабля четыре мили, радисты доложили: "Установлена радиосвязь с "Пингвином". Подводная лодка продолжила движение в базу в строю кильватера за сторожевым кораблём. Рассвело, при дневном свете обнаружилось, что почти у всех лица за поход стали бледными, у некоторых с добавками желтизны, у других - синевы. Берег всё ближе и ближе, подводная лодка вошла в гавань, ошвартовалась. На пирсе построены экипажи подводных лодок, представители штаба, оркестр. Хитренко сошёл с подводной лодки по трапу на пирс, к нему подошёл его заместитель капитан 1 ранга Веткин и громко доложил: "Товарищ контр-адмирал, личный состав соединения построен по случаю встречи подводной лодки из похода". Хитренко обошёл строй, поздоровался с экипажами подводных лодок. За это время Максимов построил свой экипаж на палубе подводной лодки. На пирсе к Хитренко подошёл начальник политотдела соединения капитан 1 ранга Волгин, они обнялись и расцеловались. После чего Хитренко, Волгин и Веткин поднялись по трапу на подводную лодку, Максимов подал команду: "Смирно! Равнение налево]" Командир подошёл и доложил Хитренко, который поздоровался с экипажем, поздравил их с успешным окончанием похода и поставил перед экипажем очередные задачи. Одна из них - это как бы продолжение похода - боевое дежурство в базе до пятого мая. Лица у всех помрачнели, находясь в дежурстве, семью не увидишь. Начальник политотдела Волгин подошёл к Максимову и замполиту Зубкову, поздоровался с ними, потом каждого в отдельности обнял, и поцеловал, вручил цветы. Максимов был страшно удивлён такими нежностями, т.к. до похода было много случаев, когда этот же человек мог и не поздороваться, хотя и слышал как к нему обращаются: "Здравия желаем, товарищ капитан 1 ранга". В ответ холодное молчание и взгляд поверх твоей головы. После этого начальники ушли в штаб, экипажи разошлись по своим подводным лодкам, Максимов сошёл на пирс, к нему подошли офицеры и мичманы с его экипажа, они не так давно вернулись с учебного центра; начались поздравления, вопросы, командир еле успевал отвечать. Постепенно все разошлись и с Максимовым остался заместитель по политической части Семёнов с его экипажа, он стал рассказывать: "Когда вы улетели от нас, после этого мы ещё обучались целый месяц. Потом прилетели сюда. Вместо вас назначили временно командиром Собачевского, тот к этому времени уже вернулся с 24 съезда. Мы его почти не видели, он занимается своими делами. Только один раз к нему обратился, попросил его выступить перед личным составом как делегата 24 съезда, он пообещал, но так и не выступил". Максимов спросил: "Утвердили ли меня и Собачевского для сдачи экзаменов в академию?" Семёнов ответил: "Собачевского утвердили, он готовится к приемным экзаменам. А вас - нет, сказали, что двух командиров посылать - это слишком много, пострадает боеготовность соединения." Максимов попросил: "Разыщите Собачевского. Если может, то пусть завтра меня подменит, чтобы я смог повидаться с семьей. Пожалуйста, позвоните мне и сообщите что он скажет." Семёнов ушёл, Максимова позвали к телефону, звонил оперативный дежурный соединения: "С 12.00 сегодняшнего дня /30 апреля/ ваша подводная лодка заступила в боевое дежурство, готовность один час. По приказанию быть готовой выйти в море".
После обеда личный состав отправился в клуб на торжественное собрание, посвященное дню 1 Мая. Максимова пригласили в президиум. Доклад на торжественном собрании читал сам Хитренко, где было сказано также и о прошедшем походе, о заслугах экипажа и командира Максимова. В конце торжественной части в числе других Максимова наградили именными часами "Луч". После собрания все, кто был свободен от службы, поехали домой в посёлок, Максимов же и его экипаж, вернулись на лодку, т.к. они как бы продолжали поход у пирса - боевое дежурство, Вечером командир отпустил домой некоторых офицеров и мичманов, сумевших найти себе замену с других подводных лодок. Максимов не имел права их отпускать, но он уже давно научился отвечать за свои действия и брать ответственность на себя, он зашёл в свою каюту, прилёг на койку и задумался: "Имею право, не имею права. Законно, не законно, сложный вопрос. Ну, а вот это боевое дежурство? Это разве законно?! На подводной лодке нет продуктов, средств регенерации воздуха, есть неисправности отдельных механизмов, требуется межпоходовый ремонт, истекают сроки хранения оружия. Большие дяди же этого как бы не знают, как бы закрывают на это глаза и считают, что подводная лодка вновь готова выйти в дальний поход. Всё это на полном серьёзе, кретинские игры, бумажные дежурства". На этих мыслях командир и заснул. Утром 1 мая на лодке провели торжественный подъём военно-морского флага, зачитали праздничный приказ, большая часть экипажа была поощрена за поход, после чего командир приказал отправить экипаж в казарму отдыхать. Сам же Максимов остался вместе с дежурно-вахтенной службой на лодке. Где-то после обеда дежурный по подводной лодке позвал командира к телефону, звонил Собачевекий. Разговор получился странный. Максимов попросил Собачевского подменить его хотя бы на сутки, повидать семью, чуть-чуть отдохнуть. Собачевский стал рассказывать, что у него сегодня вечером будут гости, а завтра он справляет день рождения. Максимов ничего не ответил и положил трубку. Он ходил в поход за Собачевского, ждать благодарности от него было бы глупо, не такой это был человек, но что откажет ему в такой малости - Максимов не ожидал. Разговор этот засел в его душе занозой, которая стала досаждать ему ещё больше, когда он случайно через три дня узнал, что Собачевский в этот вечер был с женой в местном кинотеатре на последнем сеансе. На самом деле истина была в другом. Собачевский перед академией боялся любой ответственности. Подменить Максимова - это значит в течение суток отвечать за подводную лодку и личный состав. А если что случится? В соединении было два человека: Собачевский и Рокотов, которые довольно часто использовали в разговоре сочетание из трёх букв - ЧЧВ /человек человеку волк.Надо ли к этому ещё что-либо добавлять?
На следующий день Максимов проснулся рано утром от сильного озноба, болело горло. После завтрака к нему зашёл врач, замерил температуру - 39,4, дал таблеток, предложил лечь в санчасть, но командир отказался, т.к. вечером подводная лодка должна была переходить в пункт выгрузки ракет, вышли сроки их хранения. Максимов не пошёл в санчасть ещё и потому, что в соединении такие болезни было принято переносить на ногах, исполняя свои обязанности. На лодку прибыл Веткин, он должен идти с Максимовым в место разгрузки в качестве руководителя работ. К нему подошёл врач и доложил о состоянии командира, но тот никак на это не отреагировал. Максимов еле поднялся на мостик, головокружение, озноб, тошнота, но самолюбие и понимание ответственности, что никто командовать подводной лодкой вместо него не будет, заставило командира собрать свои силы и довести лодку до места назначения. За его спиной монотонно ныл Веткин, распекая штурмана за какие-то промахи, потом он переключился на матроса-сигнальщика по поводу лохматой причёски, потом он стал подвывать Максимову при швартовке: "Осторожнее..., не ударьтесь о пирс...отработайте моторами назад..." Максимов на эти выкрики не реагировал, продолжая выполнять своё дело. Выгрузка ракет прошла нормально, на следующий день подводная лодка вернулась в базу. Лучше командиру не становилось, температура скакала от 37 до 39. Утром замполит принес флотскую газету, которую среди офицеров звали "флотским брехунчиком", и дал прочитать командиру статью о Собачевеком. Корреспондент писал о их успешном походе, Максимов заулыбался, но читая далее статью, где с хорошей стороны освещалась деятельность командира подводной лодки, он увидел не свою фамилию, а Собачевского. Когда тот приехал с 24 съезда, то его временно назначили командиром экипажа Максимова, который в это время был на его лодке в океане. Перед походом были поданы документы в штаб флота для присвоения звания "отличного" экипажу Максимова, пока он был в походе - это звание присвоили. Корреспондент писал:"...экипажу Собачевского присвоено звание "отличного", в этом также большая заслуга командира." Максимов отбросил газету в сторону с недоумением - с небольшой обидой на автора. Хотя чего на него обижаться? Он знал, как это делается и пишется. Корреспондент получил всю информацию в политотделе, где было всегда достаточно олухов и бездельников. За три последних года в соединении было снято с должности около десяти политработников за пьянство и аморальное поведение, в том числе секретарь партийной комиссии. Итак, Максимова в статье обокрали дважды: лишили заслуг за поход и за длительную работу с собственным экипажем. Позвонил дежурный по соединению и передал приказание: "Командиру прибыть к Хитренко к 10.ОО." В назначенное время Максимов прибыл к командиру соединения. Хитренко сразу же перешёл к делу и стал инструктировать командира: "С I2.00 боевое дежурство кончается, вечером можете съездить домой. Завтра приезжает со штаба флота капитан 1 ранга Удавенков с группой офицеров, они будут изучать документы вашего похода, помогите им во всём разобраться". Капитана I ранга Удавенкова Максимов знал уже лет пять. Среди офицеров он имел прозвище "Удав". Природа наделила его хорошим здоровьем, крепкой фигурой. Купался в море круглый год, зимой ходил без шинели. Хорошо разбирался в тактике подводных лодок. Умел сплотить вокруг себя людей. Было что-то у него от батьки-сечевика. Будучи командиром подводной лодки он успешно выполнял ракетные и торпедные стрельбы, дальние походы, за что был награждён орденами. Как-то незаметно у него началось головокружение от успехов, стал слышать только свой голос, появилось зазнайство, выросла большая самоуверенность, правда, ничем не обоснованная. Он думал, что его будут и далее двигать по командной линии, но для него нашлось лишь место в боевой подготовке штаба флота. Ходили слухи, что его, возможно, могут назначить начальником штаба соединения. На следующий день группа во главе с капитаном 1 ранга Удавенковым прибыла к 09.00 в штаб соединения, куда Максимов вместе со старпомом принесли все документы по походу. До обеда группа изучала их, а после обеда состоялся разговор Удавенкова с Максимовым. Командир за эти дни всё-таки сбил температуру до 37,4 градусов, но всё ещё чувствовал себя плохо, знобило, болела голова. Удавенков начал с мечтаний: "Вот когда я стану командиром соединения, то у меня кэпы будут только учиться, а за портянки я буду спрашивать с помощников и старпомов." Удавенков под кэпами подразумевал командиров подводных лодок, а портянки олицетворяли быт и нужды личного состава. Далее он продолжил: "Вот когда я был командиром, то сам занимался всё время и учил своих офицеров, поэтому у меня все стрельбы и походы были отличными. А у тебя что ?" Максимов ответил: "Экипаж за успехи в боевой подготовке получил звание "отличного. В должности командира этот поход у меня первый, я считаю, что он неплохо прошёл." Удавенков его перебил: "Меня не интересует чего ты считаешь! Я оцениваю тебя и твоего начальника Хитренко. Вы плавали стихийно и безрасчётно, показали свою полную несостоятельность, неумение и незнание документов". Старпом попытался что-то возразить: "Почему безрасчётно ? У нас каждое решение подкреплено расчетами. Командир разработал новый тактический приём". Удавенков снисходительно на него посмотрел и небрежно ответил: "А ты помалкивай, журнал учёта событий ты вёл плохо. Я приму меры, чтобы в ближайшее время ты командиром не стал, послужишь ещё старпомом." В разговор вмешался Максимов:"Давайте конкретно говорить. Какие замечания,ошибки?" Удавенков посмотрел в записную книжку и ответил: "Нет расчетов". Максимов сразу же спросил: "Это шар, расчеты есть, если каких-то нет, то конкретно назовите?" Удавенков с досадой ответил: "Надо БЫЛО лучше плавать, а не вопросы задавать. Мой офицер Захаров все замечания тебе доведёт". После чего он куда-то ушёл. Захаров стал перечислять замечания: "Не было расчётов на поиск в районе номер один, не заняли новую позицию и не пошли навстречу группе транспортов". Максимов стал отвечать ему: "По первому замечанию ответ простой. Мы ещё не заняли район номер один, как штаб флота начал наводить подводную лодку на авианосец "Тикондерога". По второму - штаб флота дал радио на подводную лодку о занятии новой позиции слишком поздно, мы не успевали занять её и я принял решение сохранить ту позицию, которую мы занимали, т.к. из неё мы могли нанести удар ракетами по группе транспортов. Захаров все ответы Максимова записал и сказал, что доведёт их до Удавенкова. На этом работа и была закончена. Командир доложил результаты Хитренко, тот усмехнулся по поводу оценок Удавенкова и сказал: "Готовтесь к разбору Командующего Флотом." Но в ближайшее время разбор не состоялся, т.к. вечером со штаба флота пришла телеграмма, она извещала всех о приезде на флот Главнокомандующего военно-морским флотом /в быту - Главкома/. Четверг. Этот день начался с совещания у начальника штаба капитана 1 ранга Александрова, к нему были вызваны командиры подводных лодок и замполиты. Мрачным голосом он начал инструктировать: "Товарищи, Главком будет у нас в субботу. Цель приезда не известна. Боевую подготовку прекратить. Вместо этого подмести каждому свою территорию, навести порядок в казармах и на подводных лодках. Обратить особое внимание на форму одежды, привести её в идеальное состояние. Командующий флотом Глебов лично проверял форму одежды в соединении товарища Ромашёва. Вначале он приказал проверить форму одежды командирам подводных лодок у своего личного состава, оставить в строю только тех - у кого форма одежды соответствует уставным требованиям. Потом заставил сделать то же самое командира соединения Ромашева. И только после этого проверил сам, после его проверки в строю никого не осталось, сел в машину и уехал, назначил повторный смотр на следующий день. Командующий флота требует от вас ожесточить требовательность к личному составу, усилить контроль за ним, к виновным в нарушении дисциплины применять суровые меры воздействия, в том числе и по партийной линии". Максимов сидел и с тоской слушал все эти заклинания. Александров продолжал: "Завтра построение на плацу. С 08.00 форму одежды у личного состава будут проверять командиры подводных лодок, а с десяти часов это же будет делать командир соединения контр-адмирал Хитренко." К обеду совещание закончилось и все пошли в столовую, после Максимов собрал офицеров и коротко им рассказал о прошедшем совещании. До ужина личный состав гладил Форму, чистился, подстригался, все готовились к смотру. Максимова же вызвали к Веткину. В кабинете у него был Александров. Первым разговор начал Веткин "Межпоходовый ремонт, пока, не делайте. А если к вам на лодку придёт Главком и спросит чем вы занимаетесь, то нужно сказать, что делаете межпоходовый ремонт". Максимов с удивлением посмотрел на него и спросил: "А почему я должен врать?" В разговор вмешался Александров: "Не врать, вы же должны ещё выйти в море на торпедные стрельбы". Веткин добавил: "Делайте межпоходовый ремонт, но так, чтобы механизмы не разбирать". Максимов ответил: "Если механизмы не разбирать, то никакого межпоходового ремонта не будет". Веткин с раздражением закончил: "Вечно вы пререкаетесь, делайте так, как вам приказано." Максимова это ещё больше подстегнуло: "Я враньём заниматься не буду, или делать, или не делать, всё остальное - это очковтирательство." Веткин почти закричал: "Идите к себе, вам утром командир соединения даст приказание!" Максимов пошёл в казарму, обдумывая этот разговор. Пятница. В O8.00 личный состав соединения построился на плацу, командиры подводных лодок хотели начать осматривать форму одежды у личного состава, но дежурный по соединению дал команду: "Командирам подводных лодок прибыть в штаб к контр-адмиралу Хитренко."
Командиры пошли в штаб, а личный состав продолжал стоять на плацу. Начальник штаба Александров подождал минут двадцать и решил нарушить это стояние. Он стал изображать Главкома, а всё соединение на его приветствие отвечало: "Здравия желаем, товарищ адмирал Флота Советского Союза 1". После каждого приветствия он давал оценку: "Два балла, три балла". Через полчаса соединение с трудом получило оценку пять баллов. Всё дело портили "петухи", которые иногда выскакивали на полслога раньше, а нужно всем здороваться синхронно. Потом соединение проходило несколько раз торжественным маршем мимо трибуны, где стоял начальник штаба /Александров, изображая Главкома. Тут нужно было показать хорошее равнение, твёрдый шаг, поворот головы. Как остряки говорили в училище: "Подход строевым шагом к столу с экзаменационными билетами - оценка пять, ответ по билету - два, отход от стола строевым шагом - пять, общая оценка - четыре." Командиры прибыли к Хитренко, тот сразу же начал инструктировать: "Командующий флотом осматривал вчера соединение Сергеева. Двух командиров чуть не снял с должности за плохую Форму одежды у личного состава, объявил им неполное служебное соответствие. Быть готовыми к докладу о состоянии боевой подготовки на подводных лодках, по их техническому состоянию и другим вопросам. После инструктажа Максимов спросил Хитренко: "Можно ли делать межпоходовый ремонт?" Тот ответил: "Да, можете." Веткин тут же вмешался: "Я же вам вчера говорил об этом." Максимов ответил: "Вы говорили делать межпоходовый ремонт не разбирая механизмы, но так ремонт делать не возможно." Хитренко прервал его: "Делать межпоходовый ремонт в полном объеме как положено по документам". После обеда Максимов проверил Форму одежды у экипажа, соответствовали уставным; требованиям лишь три офицера и три матроса. Причин тут была масса. Максимев служил в военно-морском флоте двадцать лет, и столько же лет существовала проблема Формы одежды. Эта проблема напоминала змея Горыныча с тремя головами, которые периодически срубали, но они тотчас же снова отростали.
Сроки ношения формы одежды были взяты когда-то с потолка. Более или менее они еще подходили для службы в Москве, но для службы на кораблях и подводных лодках они никак не подходили, ибо форма тут непосредственно имела контакт с металлом. Служба на Севере или Камчатке - это одно, а на Чёрном море - совершенно другое. Но различий не было - ботинок и всё тут. На Севере и Камчатке в этом ботинке приходилось месить глубокие сугробы, а на юге в нём нога чувствовала себя как в сауне. Пошивочных ателье всегда было мало, в этом посёлке всего одно, а сроки пошива обмундирования достигали нескольких месяцев и даже года. В соединениях не было мастерских по подгонке обмундирования для матросов, которое сплошь и рядом выдавалось им не по их росту и размерам. Специального обмундирования на атомных подводных лодках всегда хронически не хватало, оно быстро изнашивалось, рвалось. Команды в старом спецобмундировании походили на профессиональных нищих, которые свои дни проводят на помойках. Вечером Хитренко вторично за этот день инструктировал командиров: "Имейте в виду, что Главком возит с собой все виды формы одежды. Для этого у него есть специальный человек в чине полковника. Главком никогда не объявляет в какой форме его встречать. Все с утра смотрят на то, как он одет, после чего все одеваются также. Я уже договорился со штабом флота, нам сообщат: в какой форме он к нам поедет Поэтому к завтрашнему дню всем вам и вашим офицерам, мичманам иметь в казарме парадную форму одежды, повседневную тужурку и китель." После этого, он ещё раз приказал сделать приборки в казармах и на территории, а начальнику службы радиационной безопасности было дано указание вымыть дорогу от памятника до штаба с хозяйственным мылом, траву вдоль дороги подстричь под бобрик, пожелтевшую - покрасить зелёной краской. Памятник представлял собой трёхметрового обнаженного до пояса матроса с гранатой. Он был сделан каким-то любителем офицером из бетона по приказанию бывшего командира соединения Медведева. В народе памятник назывался "Медведев с гранатой", многие находили, что лицо моряка очень похоже на лицо Медведева. Хитренко немного помолчал и снова продолжил: "Да! Памятник покрасьте серебрином. Букримов, свиньи с вашего подсобного хозяйства бродят по всей территории, всех отловить и не выпускать из свинарника, особенно смотрите, чтобы их не было около штаба и гостиницы." Совещание закончилось и командиры пошли к своим экипажам, чтобы довести до них последние указания.
Суббота. Снова, как и вчера, личный состав построился на плацу. Через час всех командиров вызвали к Хитренко, ни с кем не поздоровавшись, он начал: "Главком выехал к нам, быть готовыми к встрече в 11.00,командирам находиться в казарме, личный состав отправить на лодки, хождения по территории прекратить, убрать все окурки." Все пошли по своим местам. В 10.00 дежурный по соединению позвонил всем командирам и передал приказание срочно явиться к Хитренко. Снова командиры пошли в штаб, где Хитренко отдал последнее в этот день приказание: "Командирам идти на свои лодки и находиться, форма одежды повседневная тужурка. Максимов прибыл на лодку, приказал поднять перископ, стал наблюдать за всем, что происходило в соединении, перевёл оптику на увеличение, сразу же, как бы оказался там, где встречали Главкома. От контролъно-пропускного пункта и до штаба были расставлены патрули, матросы махальщики с красными флажками, которые должны были указывать подъезжающим машинам куда ехать. Вдруг все зашевелились и забегали, потом замерли - появилась длинная вереница легковых автомашин, они почему-то поехали не к штабу, а к строящимся складам оружия и имущества. Из машины вышел Главком и направился к строящимся объектам, его догоняли бегом командование флота, соединения и офицеры штабов. Там они пробыли где-то около часа, после чего кортеж, машин направился к штабу, где опять остановился, но Главком пошёл не в штаб, а в гостиницу, которая была напротив штаба. Максимов посмотрел на часы, было уже время обеда, и подумал: "Ясно, на этом видно посещение и будет закончено".
Он знал, что в гостинице накрыт обед для Главкома и его свиты. Ещё вчера Букримов приказал зарезать для гостя двух поросят, а два офицера из штаба соединения в комбинезонах аквалангистов Удальцов и Серебринкин несколько часов ловили в бухте трепангов и гребешков, чтобы Главком попробовал и этих деликатесов. Хитренкс знал, как встречать начальников. Пока Главком обедал, вокруг гостиницы стояли офицеры штаба флота, они успели быстро перекусить в столовой подводников, но там яств не подавали. Хотя было время обеда, экипажи вести с подводных лодок в столовую запретили. Наконец, Главком пообедал, вышел из гостиницы и увидел следующее шествие: мимо гостиницы шёл огромный хряк, за ним неторопливо шла жирная свинья, шествие замыкал поросёнок-подросток. Какой-то остряк суриком их соответственно подписал: комдив, начпо.и нш /комдив - командир дивизии, начпо - начальник политотдела, нш - начальник штаба/. Главком повернулся к Хитренко и сказал ему: "Хитренко, а ведь, у вас опять сказочное свинство". После чего усмехнулся, сел в машину и убыл к надводникам. Была дана команда экипажам идти в столовую.
После обеда Хитренко сказал Максимову, чтобы тот с завтрашнего дня считал себя в отпуске. Поход закончился. Берег всегда встречает подводников сюрпризами. Жизнь продолжалась.
|
|
|
|
|
|
