|
Письмо 19. Встречи. Мне 50 лет. Смирнов В.В. Народный контроль партии. Я темная лошадка. Предзащита докторской диссертации в институте Патона. Бернадский. Академик Лебедев В.К.
50-летие Я встречал вполне еще бодрым. Готовым работать и работать. Работа, особенно диссертация, меня искренне интересует. Она и несет! Нашей жизнью управляет интерес. Интересует меня парус, коньки, музыка...
Дурачок, Юра! И женщины!
От жены устал. Сейчас настроение, как и в 60 г., когда хотел уйти от нее. Теперь Сергей взрослый, думаю, что поймет правильно...
А в конце ноября подвел “итоги”.
...С 30 сентября по 30 ноября пил водку каждый день! Совсем “сбрендил”. Так все цеплялось одно за другое.
То именины жены, то день 25-летия, то гости, то мое 50-летие. Потом опять СЭВ, а это уже никак нельзя пропустить ни дня. Варшава. Москва. В Варшаве, помню я говорил тост с винтовой пробкой от бутылки! Вот до чего дело доходило. А затем ноябрьские, потом приехал Кулемин с женой и тестем, затем поезд в Калининград (!), конференция... О, господи! А там “поспело” и 50-летие моего хорошего знакомого М.И.Соколова. И так каждый день! Необходимость пить вызывала дикое отвращение... Ну, Россия, ты даешь!.. После успешного моего визита в ИЭС Патона мне надо было пройти методическую комиссию НТС института. Председателем комиссии был В.В.Смирнов, зам.директора института по научной работе, кандидат наук. Я - его заместителем. Он постоянно был в командировках. Преимущественно в зарубежных. Перенимал “опыт”. Всю работу комиссии практически вел я. Но добиться у него, чтобы заслушать меня я не мог. И все под благовидными предлогами. На мой вопрос: когда? Он, как правило, отвечал:
- Опять срочно надо ехать в Швецию. Приеду и проведем. И улыбался мне широкой, добродушной улыбкой вполне симпатичного лица.
После приезда из Швеции он уехал в Москву в Главк. После Главка слушали аспирантов.
- Ну, нельзя же слушать все вместе. Докторская - вещь серьезная. Соберемся как-нибудь отдельно, - так говорил он мне, глядя прямо мне в лицо.
А время шло.
Надо сказать, что мы были со Смирновым вполне на дружеской ноге. Когда мне было что-то надо от дирекции я обращалась к нему. Он обещал вопрос решить. Но, через некоторое время, когда нужен был ответ, он мне говорил:
- Не получится! - И многозначительно поднимал свой указательный палец вверх.
Это означало, что дело застопорил директор. Так мы и жили. Эксплуатировал он меня нещадно. Он, как и всякий прохиндей от науки, волею судьбы выброшенный наверх, на вполне приличный административный пост, стремился подняться еще выше. И влезал во все властные дыры. Народный контроль оказался его стихией. Это темная и тупая сила, пытающаяся как-то сдержать падение существующего строя, процветала.
Смирнов В.В. сначала влез в районный комитет. Он хотел быть на виду. Но кому-то надо было и работать. Такой рабочей лошадкой был у него я. Начались проверки. Конечно, если я прошел все “потроха” становления науки в среднестатистическом НИИ, то немного надо было ума, чтобы сравнить это с другими.
Я писал.., что видел и понимал. Кругом была халтура, приписки. Начались “разгромы”. Председатель комитета НК района торжествовал - его работа была видна! НК работает! В.В.Смирнов - молодец! Умело организовал проверку. И, не прошло и года, как Смирнов В.В. оказался в поле зрения Областного Комитета НК! Ну, разумеется, и я с ним. Это была дополнительная нагрузка для меня и без того перегруженного своими хлопотами. А что делать? И я ходил. И проверял. Такие, например, мощнейшие организации, как “Механобр”, “НИИ Растениеводства”, как оказалось, проедающие десятками лет фундамент своих основателей - выдающихся ученых страны.
Когда ответсотрудник ОК НК читал мои записки, то от удовольствия не мог спокойно усидеть на своем стуле. Егозил!
- Да,да! Вы молодец! Вы вскрыли... Мы то думали... Надо же!
Я “вкалывал”. Смирнов В.В. процветал.
В начале апреля - по договоренности с Россошинским В.А. и Моравским В.Э. я кинулся к ним на последний семинар. Все прошло хорошо. Они записали в протоколе свое решение: “...рекомендовать к защите...” Все о,кей! Все отлично. Мы возрадовались. Но! Великое “Но”. Оно всегда ввязывается в дело в самый последний момент и опрокидывает его с ног на голову.
Защиты шли через ученого секретаря Совета - Бернардского, и, кроме того, всесильного вельможи при дворе короля. Он очень быстро сообразил, что такие доктора не очень-то им и нужны. А Лебедев В.К. - умнейший человек в институте и первый заместитель Б.Е.Патона - очень корректно с видимой доброжелательностью сказал:
- Знаете ли, у Вас в диссертации очень много материалов о сварке пластмасс. А у нас договоренность с Георгием Александровичем Николаевым - ректором МВТУ - что такие диссертации рассматривает только его Совет. Поговорите с ним. Ну, если откажет - тогда будете защищаться у нас. Договорились? Вот и хорошо.
Способности Бернадского все знали хорошо. Это все видели без увеличительного стекла. У меня действительно были изложены энергетические основы сварки металлов и пластмасс. Чего там больше мог “углядеть” только человек, обладающий огромным “нюхом”. Это и был Бернадский.
А В.К.Лебедев ничем не грешил. Ученый секретарь должен был доложить ему свое мнение. Право на такое мнение имеет всякий. И любое мнение надо уважать, какое бы оно ошибочное не было. Человек так видит предмет! Хотя и плохо, и не то у него фокусное расстояние.
И я кинулся в Москву, в МВТУ к Николаеву Г.А., Николаев Г.А. в то время был - бог! Всесильный, всевластный. Напрямую пойти к нему было глупо и смешно. В лучшем случае он меня бы выслушал. И отослал на кафедру. На кафедре богом был Виталий Александрович Винокуров, который, конечно, меня знал, но не настолько хорошо, чтобы я откровенно ему рассказывал об истинной причине поворота меня от ИЭС Патона.
Оставался Станислав Степанович Волков, мой компаньон по ежегодным поездкам за границу в рамках СЭВа; мой коллега по тематики работ; мой хороший товарищ.
Он выслушал мою исповедь внимательно. Потом заулыбался:
- Это тебе дорого будет стоить!
И, конечно, он не имел ввиду какие-то платежи в деньгах, какой-то грязно-дешевый торг. Нет! Умный и прозорливый он сразу понял все. Я попал в его капкан. От него зависела моя судьба. Он хозяин моего положения. Он должен “выложиться” и сделать все от него возможное, но выручать меня из беды. Он отлично понял, что умный деликатный академик Лебедев В.И. следует установленному порядку, а Бернадский управляет! Как, впрочем, и все чиновники в аппаратных играх. Короли-то голые! Стоило Бернадскому сказать всего пару слов только одному Члену Совета что-то вроде:
- А, этот шустрик из Ленинграда? Да нам таких докторов не надо! И защита превратилась бы в комедию. Совет работал как эхо. Одного взгляда Бориса Евгеньевича Патона было достаточно, чтобы поднялся лес рук “за”. И не надо было его взгляда, чтобы претендента выбросили с защиты с позором. Железная дисциплина! Полная взаимопонимания. Никаких случайностей.
Волков был и сам опытный царедворец, в рамках МВТУ. Он знал и умел как и что делать. Был очень близок лично к Т.А.Николаеву.
На следующий день я уже был вместе с ним у Николаева Г.А. Он выслушал меня очень внимательно и сказал:
- Ну, наверное, Вы знаете, что кандидатская это - работа ученика. А докторская - мастера! Это серьезное дело. Вас должны знать ведущие специалисты Союза, сварочной кафедры, КБ, НИИ. Вы должны... Каждое его слово вбивалось в мою голову как гвоздь. Я понял: впереди опять тяжкий, изнурительный труд. Именно это и имел ввиду С.С.Волков.
Теперь снова семинар. Уже в стенах МВТУ. Теперь снова предзащита! И только потом... защита. Если до нее доберешься живой.
Вообще, зима и весна 79 года были интересными. В начале 79, зимой, конкретно 17 января жена мне выдала очередной “перл”:
- “Как мужчина ты меня не удовлетворяешь ни в каких отношениях...”
Вот так! Ни больше, ни меньше. История зафиксировала этот факт. И содержания и интонации. Интонации были самые унизительные. И раньше у нее слетали с языка всякие нелестные для меня эпитеты. В какой-то степени я привык. т.к. ее гнев временами сменялся “милостью” и она опять выглядела добропорядочной, солидной, серьезной и любимой женой. Но! Внутри, в душе, что-что накапливалось. Это же длилось ни один день. Годы! Накапливалось ее отторжение. Это факт. Я же не сидел дома! И в институте, и на катке были очень интересные молодые женщины, с которыми можно было неплохо провести время. Во мне боролись два начала. Трудно, очень трудно было переключаться на других, когда на тебя смотрят лучистые глаза и мягкая, ласковая улыбка жены. Так было!
И хотелось к любой другой, если она “пыхтела”:
- Опять на каток! Опять под молодого... Когда остепенишься... Когда успокоишься...
“Другой бы радоваться, - думал я, - не пью, не курю, по бабам не шляюсь, а тут...”
Грешен, в свои 50 лет я так и думал: “Нет ничего светлее на земле чем дом, спокойная, красивая и любимая жена, всегда вызывающая желания, сын, семья, тишина, покой, уют. Я почти 25 лет не бегал за женщинами, не страдал, не стонал. Мне хватало одной!
А тут началось! Я должен был кого-то найти, куда-то уйти, начать все снова, как в свои 25 лет. И это при моей то загрузке. Надо было начинать “ломать” себя.
Забыл любовные утехи
Забыл любовные утехи,
Забыл волнения, страсти, грусть,
Но... странно: словно вехи
ОНИ идут навстречу - пусть!
Я поброжу еще немного,
Я посудачу неспеша,
От дома больше, чем от непогоды
Скрипит, терзается душа.
Когда-то был сродни металлу,
Когда-то было - стужа нипочем,
Ведь было время - ты позвала
И я не думал ни о чем.
Казалось горы опрокину,
Моря пройду и топи застелю.
Ушло все. Нет в помине
Тех слов. И бога больше не молю.
В институте были весьма интересные дамы, но тут был рядом и партком. Чувства, цели и обстоятельства во внимание не принимались. Разврат! Вон! И будь здоров, Юра!
И надо сказать, что ломать я себя начал раньше, еще в 75 году. Когда на катке появилась Галина Сергеевна. Не красавица, но вполне приятная дама, т.б., что она имела прямое отношение к науке - кандидат биологических наук. Ну и разговорились. Ну и “поехали”. Откровенно говоря, у меня начали появляться симпатии, которые разрастались от встречи к встрече. Ложиться в постель я с ней не торопился, тем более, что в конце февраля она уехала в Туркмению за “наукой” в экспедицию. Меня как прорвало.
Ветры дуют с предгорий,
Слышу дыхание твое,
Если б была ты за морем,
Услышал бы все равно.
Вижу, как ты расцветаешь,
Когда получаешь письмо,
И вспоминаешь, когда рассветает,
Вспоминаешь, когда темно.
Твое поле усеяно маками –
Кругом красным-красно,
Потом оно покроется злаками,
А сейчас все ли тебе равно?
И ей же…
Не оскверняй себя случайной встречей,
Не оставляй высоких помыслов души.
Огонь в твоей душе быть может вечен,
Как маячок для страждущих в пути …
В житейской суете не видим мы богов
Дающим смертным направления.
Не понимаем ясных слов,
А души предаем забвению… И.т.д и т.п.
Потом она приехала. Радостная, возбужденная и довольная встрече:
- ты своими стихами поднял меня из мрака, тоски, они меня воодушевляли...
Мы зашли в один из ресторанчиков - “Околицу”, что на берегу Невки, недалеко от Ушаковского места, немного выпили, уплясались и я ее проводил до дома, т.б., что в тот день жена “выдала” мне очередную порцию своих мнений обо мне. Я шел к квартире Галины Сергеевны с вполне определенными намерениями. Было уже близко к 12 ночи. Она открыла дверь, а я подумал:
- Если я войду в этот дом, то останусь насовсем!
А она помялась:
- Меня могут не понять. Ни мама. Ни дочь.
Странно. Но одной фразой она разрушила мираж, который я построил. Одним словом. Я подумал вот о чем. Если мы на катке встречались всю зиму, если я был уже у нее в гостях дома, и она угощала меня подарочным коньяком, если я написал ей ворох стихов, если я явно ждал ее приезда, то что у ней в голове?
Я спокойно ушел. И забыл. Она потом делала попытки сблизиться со мной. Но я остыл к ней. Уже навсегда…
Душа пуста, все улетело в даль.
Близка расплата, тут за поворотом.
Мне ничегошеньки не жаль,
Хотя душевным не был мотом.
В середине апреля у меня был визит в Москву. По тематике работ. И надо же так! У меня образовался чистый, свободный день. Редчайшее событие! Не надо никуда бежать, сломя голову. Вот, дожил! Красота! И решил съездить в Дубну. Посмотреть этот центр науки. Сел в электричку и вперед!
|